Главное событие недели произошло в Екатеринбурге – там отменили выборы мэра города. Для многих пермяков, наверное, такой способ замещения должности градоначальника уже выглядит ужасным анахронизмом, а вот уральцы переживают и раздумывают – чем все обернется.
С большой долей вероятности – ничем. По крайней мере, если судить по опыту Перми. Что кардинально поменялось после отмены выборов у нас? Ни грязнее, ни, увы, чище краевая столица не стала. Без особых бед и прорывов: вот строители на две недели сократили отставание от графика строительства нового зоопарка. Возможно, секрет лишь в том, что в вагончике прораба кто-то наконец перевернул календарь на актуальную дату? Судя по тому, что проект пережил два губернаторских срока, 14 дней погоды не сделают.
Екатеринбург тем временем, например, борется с Осакой и Баку за проведение Экспо-2025. Судя по тому, что из гонки выпал Париж (он довольствуется Олимпиадой-2024), шансы у него довольно высоки. Но это, конечно, заслуга отнюдь не всенародно избранного Евгения Ройзмана (звучит лучше, чем было на самом деле), по крайней мере – не только его. И кстати, Владимир Путин обещал, что федеральный бюджет выделит Екатеринбургу 1,5 млрд рублей на возведение объектов к Экспо-2025. Где тогда окажется наш географический сосед, жутко представить. Естественно, жутко для пермяков.
Разница между эффектом от выборов и назначения пропала, пожалуй, от (как бы подобрать слово…) вырождения политической сферы как таковой (это не только Перми и России касается, кстати). В сознании обывателя обретение того или иного мандата наделяет счастливчика обязанностями суперзавхоза – от строительства космодромов до замены лампочек в подъездах, а также рядом приятных привилегий. Помимо банального обогащения, политик попадает в моральное Зазеркалье, где мат в эфире, хватание журналисток за мягкие места, оргии с психостимуляторами, избиения ди-джеев, презрение к ПДД и прочие обычно не поощряемые деяния низводятся до шалостей или возводятся до modus vivendi.
Межу тем, любая общественная сфера по определению должна была появиться для выполнения какой-то функции: экономика – для распределения ограниченных ресурсов, культура – для сохранения ключевых эволюционных преимуществ человеческого социума. Политика в этой системе, конечно, совсем не для того, о чем сказано, и не только для распределения власти. Точнее – такое распределение не является самоцелью.
Все дело в том, что выживание нашего вида (как и любой другой, мы продолжаем этим заниматься) связано с принятием решений, последствия которых не очевидны – в силу простой неспособности их предсказать. Когда-то они были сравнительно простыми: в какую сторону по берегу идти искать моллюсков (ошиблись в выборе – племя вымерло от голода, угадали – поднялись на очередную ступень цивилизации). Сейчас все, увы, сложней. Мало того: любое принятое решение не может устраивать всех, всегда останутся пострадавшие и недовольные. Ну и чтобы уж совсем всех запутать – грани выбора порой не очевидны. Нам нужно определиться с чем-то сегодня, а мы об этом не уведомлены.
Собственно, роль политиков – нащупывать (их талант – особая интуиция, наподобие чувства ритма у музыкантов) эти водоразделы, ставить вопрос ребром, сплачивать сторонников тех или иных решений, добиваться их принятия (тем или иным способом) и… нести ответственность, если кусок пляжа оказался без единой раковины. Эту функцию нельзя перепоручить ни торговцам (самое выгодное – не всегда самое правильное), ни ученым (они безответственны), ни предстоятелям (они пекутся о спасении, а не о выживании).
Оказавшись в ситуации (создав ее), когда в присутствии большинства политиков у поп-звезд возникает жгучее желание «покурить в сторонке», мы не избавились от необходимости принимать те самые неудобные, но нужные решения – мы просто лишились инструмента делать это эффективно. И платим за это чем доведется.
