Александр Юрьевич, полтора года назад вам задали вопрос, хотите ли переехать в Пермь, и вы ответили отрицательно. Что повлияло на решение теперь?
– Вопрос стоял немного по-другому. Он звучал таким образом: «А вы бы переехали в Пермь?» Но переезд в другой город – это отрыв от семьи, от друзей. Должны быть очень серьезные мотивы для такого решения.
Качество жизни важно, конечно. В Перми оно примерно такое же, как в Новосибирске. Что-то здесь лучше, что-то – хуже. Но во время своих приездов, а в первый раз я приехал сюда в начале 2010 года, когда готовил посвященный Перми выпуск архитектурного журнала «Проект Россия», я постоянно замечал небольшие изменения, и все они хорошо ложатся в «копилку» города. Например, обнаруживаются изменившиеся витражи на ЦУМе, новые скульп-
туры и малые архитектурные формы на улицах, информационный туристический центр в «Урале». И такие изменения очень воодушевляют. Это означает, что у города есть динамика, понимание, куда двигаться, и он потихоньку, в меру сил, в пределах имеющихся средств продвигается по этому пути. И, конечно, одна из ключевых причин переезда – в том, что передо мной здесь стоит очень интересная профессиональная задача.
В чем она заключается?
– Необходимо наладить диалог тех, кто разрабатывает генеральный план, проекты планировки, застраивает город, занимается его каждодневным благоустройством, – с теми, кто в городе живет и работает. Нужен механизм обратной связи с горожанами. Жителям надо объяснить, что такое мастер-план, генеральный план, и как он повлияет на их жизнь. Чтобы любой из горожан мог узнать, что планируют построить рядом с его домом, и выразить свое отношение к этому строительству. Надо, чтобы у людей была возможность ознакомиться с происходящими изменениями и повлиять на них. Важно, чтобы пермяки стали непосредственными участниками градостроительного процесса.
В России примеров подобных механизмов пока нет. Выстроить их непросто, но я вижу, что понимание необходимости их существования у руководителей города есть, и думаю, что совместными усилиями задача будет решена.
Ваша мысль о том, что все российские города больны, и каждый новый дом – это либо таблетка, либо капля яда, вызвала дискуссию среди пермских архитекторов. В чем, на ваш взгляд, заключаются симптомы болезни?
– Это очень печально, что не все архитекторы видят болезнь. Ее симптомы очевидны: крайне некомфортная, часто враждебная городская среда. Люди не ощущают город своей собственной территорией. Наверное, никто из нас не будет расписывать стены собственной квартиры граффити, если это не является художественным жестом – но посмотрите, что делается на улицах города! Значит те, кто расписывает стены и остановки, не считают город своим, не чувствуют ответственности за него. Они не хозяева здесь, а гости?
Отсюда и второй симптом – потеря населения, выбор пермяками других, более удобных для жизни мест. Не только в Перми такая проблема. Агентство Merker ежегодно публикует топ-лист городов, удобных для жизни. И ни один из российских городов в ТОП-100 не входит. Там есть Вена, Женева, Цюрих, Ванкувер. И в Прагу, например, люди переезжают исключительно из-за качества жизни. Деловая активность там не выше, чем в Перми, и возможностей для ведения бизнеса, думаю, меньше.
Но рецепт спасения есть?
– Пермь, по сути, – единственный пока российский город, у которого есть такой рецепт. Сегодня здесь создается новая для России градостроительная модель, которая, как мне кажется, будет примером и для остальной страны. Россия унаследовала принципы градостроительства от Советского Союза. И многое у нас делается так, как это делалось в то время. Советский Союз, в свою очередь, заимствовал идеи градостроительства (с моделями микрорайонов, тотальным планированием всех территорий, жесткой функциональной организацией города) в Европе на рубеже 1950-60-х годов. А там они появились благодаря Ле Корбюзье, идеи которого в 1933 году были прописаны в «Афинской хартии», принятой Международным конгрессом современной архитектуры. В ней было 111 пунктов, из которых важные два – города должны организовываться по принципу жесткого функционального разделения: отдельно жилье, отдельно промышленность, отдельно рекреационные зоны, а основным типом жилья должны быть многоэтажные многоквартирные дома. Ле Корбюзье это тоже не сам придумал, а заимствовал у французского архитектора Тони Гарнье, который свою мысль высказал в 1904 году. И мы эту модель столетней давности благополучно продолжаем «пережевывать».
Но в тот самый момент, когда Советский Союз заимствовал градостроительную модель у Европы, американская журналистка Джейн Джекобс написала книгу «Жизнь и смерть великих американских городов», где подвергла эту модель жесточайшей критике. С этого момента на Западе начали отказываться от предложенной Ле Корбюзье идеи.
В СССР, я так понимаю, эту книгу не читали?
– Книга Джейн Джекобс была издана в России впервые в этом году. В то время как за рубежом она входит в топ-3 обязательной литературы для специалистов. Это причина, почему при разработке стратегического мастер-плана пришлось обращаться к западным специалистам. В России специалистов-практиков такого профиля просто нет. Есть несколько выдающихся теоретиков – Вячеслав Глазычев, Александр Высоковский. Но они, к сожалению, больше теоретики, чем практики. У них опыта разработки и реализации проектов такого масштаба, увы, пока нет.
Готово ли архитектурное сообщество, которое аплодирует пермским новациям, отстаивать подобные принципы в кабинетах чиновников своих городов?
– За два дня до отъезда из Новосибирска я зашел попрощаться к главному архитектору города. Он в это время читал книгу Вукана Вучика «Транспорт в городах, удобных для жизни». Именно эти идеи положены в основу транспортной концепции Перми. А на столе у него лежит знакомый оранжевый том генерального плана Перми. Т. е. опыт Перми изучается уже сегодня.
Почему в таком случае в Перми эти новации в сфере градостроительства некоторыми специалистами до сих пор воспринимаются критически?
– Думаю, сама по себе ситуация изменения для людей некомфортна, она заставляет перестраивать привычные модели поведения. В случае с архитекторами, это особенно сложно. Я уже говорил, что в градостроительстве мы серьезно отстали от общемировой практики. Но и в области архитектуры зданий у нас не все благополучно. Архитектура – это проектирование среды обитания, и во всем мире архитектор сегодня является в первую очередь исследователем, который пытается среду обитания улучшить. А у нас в течение последних 20 лет об этом никто не думал, самыми успешными были те проектировщики, кто хорошо выполнял работу по расфасовке квадратных метров, выдавал заказчику качественную проектную документацию. За исследования же архитекторам никто не платил. Сейчас появляется другая модель профессии. Но пока, увы, наши архитекторы часто оказываются неконкурентоспособными, когда стоят нетривиальные задачи. И надо учиться.
В Перми мастер-план делали голландцы, но генплан разрабатывался уже отечественными специалистами. Это ровно тот путь, которым идут китайцы. В Китае сегодня повсеместно работают западные архитекторы, но помогают им китайцы. И я вас уверяю, через 20 лет там ни одного западного архитектора не останется.
Как с профессиональной точки зрения вы оцениваете архитектурный облик Перми?
– Могу отметить, что в Перми современная архитектура лучше, чем в Новосибирске. Есть хорошие проекты, и несколько из них были представлены в журнале «Проект Россия», в то время как из числа новосибирских мы за 15 лет издания журнала выбрали только один.
Последний вопрос задам вам как жителю города, в котором есть один из лучших в России зоопарков. Как вы оцениваете пермский проект по строительству зоопарка. На ваш взгляд, его реализация возможна?
– Мне не приходилось пока принимать участие в обсуждении этого проекта. Единственное, что могу сказать, для любого знакового объекта, будь то зоопарк, театр, галерея или музей, очень важна роль того человека, который будет затем руководить им, работать в нем – важно, чтобы он «болел» за дело. Принято думать, что окончание строительства здания, – и есть завершение проекта, – но на самом деле в этот момент жизнь только начинается!
В Новосибирске зоопарк возник в самое тяжелое время, в 90-е годы, но там был директор, фанат своего дела, который считал, что проект нужен городу. При этом в Новосибирске ситуация с зоопарком была, наверное, даже хуже, чем в Перми. Он занимал гектар земли на бывшей автобазе. И сегодня именно благодаря энергии директора создан лучший зоопарк в России. Это любимое место отдыха горожан. Из окрестных городов в Новосибирск организовывают автобусные туры: возят в IKEA, в зоопарк и оперный театр. Там появилась детская железная дорога, и строится на частные деньги дельфинарий. Проект начинает привлекать к себе инвестиции. Если в Перми найдется человек, который будет болеть за проект душой, то его реализация, на мой взгляд, возможна.
