В Пермском академическом театре оперы и балета состоялась премьера спектакля «Кармен», поставленного Константином Богомоловым и Филиппом Чижевским (музыкальный руководитель и дирижер) по мотивам оперы Жоржа Бизе.
Имя Богомолова, известного enfant terrible (франц.) российского режиссерского театра, сделало свое дело, и Пермь получила ожидаемый результат: самое резонансное событие театрального сезона, плюс скандал вокруг ситуации в Пермской опере, плюс светскую тусовку, ради которой многим пришлось сесть в самолет «Москва – Пермь». На рынке туристической индустрии в эти дни даже новое предложение появилось – трехдневная поездка в Пермь с обязательным посещением оперного театра.
Выбор режиссера, сделанный бывшим директором Пермской оперы Андреем Борисовым, логичен: после отъезда Теодора Курентзиса свято место до сих пор пусто, в афише – спектакли 10-15-летней давности, а мужа Ксении Собчак хотя бы критики любят. Пусть хвалят, пусть ругают – здесь главное выхлоп. А «режиссерского выхлопа» Богомолову не занимать; его почерк – «многоканальность», полифоничность сценического высказывания (пермская «Кармен» не идет разве что на поручнях зрительских кресел) и избыточность выразительных средств.
Всем известно – спектакли Богомолова развиваются однозначно перпендикулярно первоисточнику или даже – как в нашем случае – в обход его замысла. До свидания, Жорж Бизе и Проспер Мериме – от вас взяли героев и некоторые куски партитуры, впрочем, значительно искромсанные. Действие «Кармен» Богомолова происходит в некой (до- и постреволюционной) мифологизированной Одессе, превращенной постановщиками в еврейское гетто. На сцене не какие-то конкретные евреи, а евреи карикатурные, евреи-клише – с горбатыми спинами и крысиной повадкой. Покоя от них никому нет: то у них драки, то погромы, то ханука, неспокойно на местной табачной фабрике имени Гозмана.
Кармен, работница табачной фабрики, – тоже «жидовка», вырезавшая на лице своей товарки Андреевский флаг и загремевшая за это в тюрьму, где ее охраняет солдат Хозе...
С места в карьер начинаются фирменные богомоловские штучки – в титрах и без. Хозе родом «из деревни Небезеево, что под Архангельском»; «Кармен возглавила движение за права женщин, она просит называть себя Карвумен»; «Сионисты-соблазнители говорят, что в Палестине горы во-от такой ширины, а-а-а! – и зеленый попугай...»; «Микаэла страшно боится евреев, но преодолевает свой страх»; на фасаде фабрики крупно написано: «Arbeit macht frei»; и пр., и пр. А цветок, брошенный Кармен в руки Хозе в известной сцене оперы Бизе, здесь и вовсе превращается в использованный женский гигиенический тампон, продемонстрированный крупным планом на экране...
Поначалу все это даже занятно – интересно же, как работает режиссерская мысль! А она работает по старому доброму принципу оксюморона: донельзя напичканный самыми разными мифами сюжет (миф об Одессе первой половины ХХ века, регулярно используемый кинорежиссерами; миф о Соньке Золотой Ручке, художественно освоенный ими же; «миф об евреях» и др.) прерывается издевательским смехом буквально над всем набором табуированно-скользких тем. Тролль-режиссер смеется над русскими попами, над мечтой о Земле обетованной, над геями и феминистками – да над всем, что попадается ему под руку. Часто это даже не смех, а стеб с галерки, от которого временами коробит, временами тошнит, но в целом производит эффект контрастного душа, главного средства постмодернистского шоу.
Чтобы зритель не дремал, это шоу с элементами капустника ДК железнодорожников на тему – как ее? Кармен? – щедро разбавлено «блестками» – сценами клубного стриптиза (мужского и женского), хореографической миниатюрой (поставленной Алексеем Расторгуевым, хореографом Балета Евгения Панфилова), парадом трансвеститов, комической эстрадой («На Богатяновской открылася пивная...») и даже фрагментом детсадовского утренника. Когда Микаэла встречается с Ёжиком-евреем – в него вселилась чья-то еврейская душа – Ёжик ей советует идти в Иерусалим аккурат по листкам партитуры.
По листкам партитуры, перемахивая через целые фрагменты и темы, спешат и наши постановщики. Возможно, спокойно это воспринимают неофиты. Многие же из тех, кто хоть чуть-чуть знаком с оперой Жоржа Бизе, пребывает в коллапсе. Для автора этих строк опера Богомолова-Чижевского оказалась многотрудным походом по болоту, где все время приходится прыгать «с кочки на кочку», пытаясь найти хоть какую-то твердь посреди гиблой трясины. Только вдруг зазвучит какая-то ария, дуэт, ансамбль или оркестр невзначай вырвется на свободу, как его обрезают, куда-то запихивают, тушуют, прерывая ненужными драматическими вставками и «шутками». Богомолов либо не знает, либо не любит музыку, либо не представляет, что с ней в опере вообще делают. В результате гениальный музыкальный текст звучит где-то там, на задворках надоевшего богомоловского стеба ради стеба, от которого начинаешь отмахиваться, как от назойливой мухи.
Выйти из трясины на твердую землю удается благодаря четырем составляющим: работе Наталии Лясковой (Кармен), Бориса Рудака (Хозе), Анжелики Минасовой (Микаэла) плюс партии хора Пермского театра. Солистка оперного Наталия Ляскова как могла закрывала режиссерские дыры – мастерством, темпераментом, энергетикой. Мизансцены ей отчего-то выстроили плакатно-топорные (а часто и вовсе не выстроили), но она взяла голосом, магией, волшебством. И потом – спеть подряд ЧЕТЫРЕ премьерных спектакля! На спектакле 7 апреля Лясковой уже с трудом давались нижние ноты, но остальное – блеск. Точно и тонко исполнила партию Микаэлы – и вокально, и драматически – Анжелика Минасова, тоже солистка Пермского академического театра оперы и балета. Трудно придраться к исполнению Бориса Рудака, которому также пришлось существовать в статичных мизансценах и петь подряд четыре спектакля. Ну, а хор Пермского оперного – это вообще наше все...
Нет вопросов к Ларисе Ломакиной, постоянному сценографу Богомолова: на сцене, где доминируют стальной, ржавый и черный, выстроена коробка тоталитарного пространства, где действие загнано в жесткие рамки (а режиссер за ними резвится).
Где-то к середине первого акта у зрителя закрадывается страшная мысль: а почему, зачем это все – евреи, фабрика, Одесса?
Это фильм мы такой здесь, в Одессе, снимаем – будет фильмА (ударение на последнем слоге). И опять поток аудио- и визуальных клише из одесского приблатненного юмора. Режиссер Шмулевич снимает сериал «Тореодор» с приглашенной звездой из Германии – Эскамильо. В первых премьерных спектаклях Эскамильо пел Энхбат Тувшинжаргал, солист Пермского оперного, и пел весьма удачно. 7 апреля – Павел Янковский, которому хватило драматического таланта, но пение оставляло желать лучшего.
Справедливости ради надо сказать, образ Кармен в фильмЕ дан в развитии – после революции «Карвумен» возглавит революционный комитет, нарожает детей и начнет тяготиться семьей. И к третьему часу сценического действия станет ясно, ради чего городили весь этот постмодернистский огород. На почве ревности недалекий крестьянский парень Хозе убивает свою эмансипированную жену Кармен, причем убивает с особой жестокостью, пытая утюгом, щипцами и расчленяя бензопилой. Чтобы зритель не сомневался, что это «маньяк», нам включают запись репортажа о реальном маньяке Соколове, потрясшем Северную столицу полтора года назад. Пила долго и нудно жужжит за опущенным занавесом, и ты теперь уже не понимаешь, зачем здесь сидел три часа...
Шоу-капустник по мотивам «Кармен» Бизе – это вторая работа Константина Богомолова с оперой. Первая – «Триумф Времени и Бесчувствия» Генделя – состоялась на Малой сцене Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко в 2018-м. У постановки были свои плюсы (режиссерские находки) и минусы (объем музыкального материала по мнению критиков, оказался освоен не до конца). И там, в «Триумфе...» Генделя, присутствовал точно такой же маньяк – Чикатило, о чем со всеми подробностями сообщила любимая Богомоловым бегущая строка титров: «1981 год, Андрей Чикатило убивает юную Лену Закатову» (пока ее родители находятся в опере)...
Вряд ли это случайная богомоловская рифма «опера – маньяк», «маньяк – опера». Но куда интереснее рифмы, которые выдает нам не театр, а сама жизнь. Месяц назад Ксения Собчак, жена Богомолова, интервьюировала скопинского маньяка Виктора Мохова и одну из его заложниц, не сообщая ей о том, что это интервью войдет в фильм. Вот известная правозащитница Мария Арбатова считает, что «это проведение психологических экспериментов без лицензии на психологические эксперименты» – без предупреждения испытуемого. А также нарушение закона о СМИ, в котором «есть все, чтобы Собчак заплатила «испытуемой» солидную сумму». Кому-то из зрителей «Кармен» тоже наверняка захотелось подать «за моральный ущерб».
Фото: Никита Чунтомов, Андрей Чунтомов.
