Сергей Терешенков - коренной петербуржец, приехавший в Пермь в период «культурной революции». Перед тем, как решиться на переезд, Сергей жил и работал в Европе, однако, когда ему предложили проект в Прикамье, почти без раздумий согласился. Очерк «Пермская обитель» посвящен трехлетнему пребыванию Сергея в Пермском крае.
Предыдущие части очерка:
Пермская обитель. История петербуржца Сергея Терешенкова, променявшего Европу на Пермь
Пермская обитель. Продолжение истории петербуржца Сергея Терешенкова, променявшего Европу на Пермь
Укол Пастернака. Пермская обитель - 4
Страсти по Курентзису. Пермская обитель - 5
Сергей Терешенков - о романтике «Пилорамы», мифотворчестве в «Перми-36» и извилистой дороге мечты
XVI. Пермь Великая – Чердынь
Однажды на пороге нашей квартиры на улице Плеханова появился молодой человек, собиравший подписи за возвращение улице дореволюционного названия Биармская. Аня, оказавшаяся дома одна, поддержала благое начинание, которое, увы, так и осталось пока нереализованным.
Если верить источникам, отождествляющим известную по скандинавским сагам страну Биармия, или Бьярмаланд, с Пермью Великой, то речь идет об огромном пространстве к западу от Урала до рек Печоры, Вычегды, Камы и Волги. Еще задолго до основания в 1723 году Перми центром этой территории была Чердынь, уважительно упоминаемая в писцовых книгах и государевых грамотах как «Пермь Великая – Чердынь» и увековеченная в романе Алексея Иванова как «сердце Пармы» или «княгиня гор».
В Чердынь я мечтал попасть с самого переезда в Пермь – и в апреле 2013 года, снова благодаря программе «Пермский край – территория культуры», моя мечта осуществилась. Я ожидал увидеть привычно неустроенную российскую глубинку, но обнаружил на ее месте роскошный купеческий город, пусть и тронутый всеобщим запустением и разрушением советского и постсоветского времени.
История Чердыни – с самого начала череда приобретений и потерь. Уже в X-XII веке, когда Чердынь предположительно располагалась на месте села Пянтег, она слыла важным пунктом на торговых путях от Северного (Ледовитого) океана до Каспийского моря, о чем свидетельствует богатая коллекция местного краеведческого музея, открытого на излете XIX столетия и насчитывающего наряду с уникальными образцами Пермского звериного стиля и Пермской деревянной скульптуры экспонаты из Волжской Булгарии и с Ближнего Востока. Кстати, часть находок на Чердынской земле теперь можно увидеть в Эрмитаже. В XV веке за периодом расцвета последовали многочисленные войны, которые завершились окончательным включением Перми Великой в состав Московского государства и переносом города на Троицкую гору.
В Великом княжестве Московском Чердынь продолжала развиваться не только как торговый центр, но и как место зимовки двигавшихся на восток караванов: на Успенской улице теперь стоит обновленный почтовый столб, указывающий расстояние до Москвы («1781 вёрстъ») и Тобольска («1328 вёрстъ»). Однако после открытия Верхотурской, или Бабиновской, дороги в 1595 году, впоследствии единственного дозволенного пути в Сибирь, Чердынь утратила свое прежнее стратегическое значение, и ни металлургический завод, ни востребованный плотницкий промысел не смогли вернуть ей былую славу.
Современным обликом Чердынь во многом обязана другому постигшему город несчастью – разрушительному пожару 1792 года. Именно тогда здесь началось активное каменное строительство согласно регулярной планировке, достигшее апогея во второй половине XIX – начале XX века с возведением гостиного двора и роскошных усадеб. Несколько из них принадлежали самой знаменитой фамилии города – купцам и меценатам Алиным, покровительствовашим, в том числе, женской гимназии на Юргановской улице, срединная часть которой с легкой руки воспитанниц превратилась в «Невский проспект» - место встреч и прогулок гимназисток со слушателями находившегося неподалеку мужского четырехклассного училища.
Судьба Алиных в охваченной революцией России не могла сложиться иначе: в 1919 году глава семейства Николай Петрович умер при отступлении белой армии в Чите, а его жена с детьми перебралась сначала в Харбин, а затем в Сан-Паулу. В наследство Чердыни, как говорят, достались шесть алинских кладов: во всяком случае, один из них уже высыпался золотыми монетами из старой печной кладки.
А тем временем Пермь Великая – Чердынь по пути, проторенному еще в XVI веке и особенно с высылкой в Ныробку Михаила Никитича Романова, кандалы которого выставлены в Чердынском краеведческом музее, стремительно становилась островом «архипелага ГУЛаг».
Только несколько лет спустя, на спектакле на стихи Бродского и Мандельштама в Берлине, я узнал, что последний за «Горца» был выслан сначала именно в Чердынь и расквартирован вместе с женой в здании больницы на пересечении современных улиц Прокопьевской и Яборова. В первую же ночь, с 3 на 4 июня 1934 года, Мандельштам выбросился из окна палаты, но выжил и уже через две недели отбыл с Надеждой Яковлевной в Воронеж. Теперь на здании больницы висит мемориальная табличка, а впечатления от Урала Мандельштама, где начала коваться трагическая цепь событий, окончившаяся смертью поэта, в «Каме» так и просят сравнения с «Уралом впервые» баловня судьбы Пастернака, не пожелавшего участвовать в «акте самоубийства», но и не поддержавшего разговор о «мастерстве» Мандельштама со Сталиным:
Как на Каме-реке глазу темно, когда
На дубовых коленях стоят города.
В паутину рядясь, борода к бороде,
Жгучий ельник бежит, молодея в воде.
Упиралась вода в сто четыре весла,
Вверх и вниз на Казань и на Чердынь несла.
Чернолюдьем велик, мелколесьем сожжен
Пулеметно-бревенчатой стаи разгон.
На Тоболе кричат. Обь стоит на плоту.
И речная верста поднялась в высоту.
Глядя с колокольни восстанавливаемого Воскресенского собора на гору Полюд, я понял, что влюбляюсь в Чердынь бесповоротно, и через три недели привез сюда Аню. Наверное, это были самые безмятежные и созерцательные пять дней в нашей жизни. В гостинице «Старая пристань» мы много разговаривали и писали, изредка поднимаясь по мосткам в город за продуктами в миниатюрные магазинчики, больше напоминающие купеческие лавки, или неспешными прогулками.
На берегу студеной Колвы я делал Ане предложение, а мимо нас проплывали майские льдины, уносимые прочь вырвавшейся из теснин стремительной рекой. Такой нам обоим и запомнится Чердынь – с ее богатой и славной историей и нашей личной историей любви.
XVII. Пермяцкие сказки
На самом деле это они настоящие пермяки, называющие себя «коми отир», или – в переводе – «коми люди», «коми народ», только в ХХ веке получившие наименование «коми-пермяков».
Среди подарков, преподнесенных мне администрацией Коми-Пермяцого округа в 2009 году, на социально-экономическом форуме в Кудымкаре, оказался сборник частушек «Ох и сьылi бы ме...» («Ох и пела бы я...»). В те несколько дней, что оставались до моего отъезда в Пермь, по вечерам я садился за частушки и от души смеялся над меткими народными четверостишиями, одновременно осознавая, насколько непросто будет работать в Кудымкаре с такими острословицами:
Кавалеры пришли, Вдоль лавок уселись. Твоего да моего, Видно, мыши съели.
В советское время даже серьезные частушки про «миленка», подписавшегося «первым на новый заем» или перевыполнившего план, или про партию, всегда ведущую по «верному пути», звучат не менее иронично, чем шуточные сочинения:
Боронила, боронила, Некому измерить. Говорят, что бригадир С женой ушел, гуляет.
За агитационными частушками о «зажиточной жизни», «счастливых колхозницах» и трудоднях «по три сотенки» не видно было трагедии народа. Голод в СССР на рубеже 1920-1930-х годов жестоко ударил по Коми-Пермяцкому национальному округу, впервые выделенному в составе Уральской области в 1925 году: сказалась политика сплошной коллективизации. Коми-пермякам ничего другого не оставалось, как спасаться травами, прежде всего молодыми побегами полевого хвоща, известными здесь как «пистики», и сибирского борщевика, или пикана. Однако это, конечно, не могло спасти народ и ссылаемых в округ раскулаченных крестьян из Ростовской области, а также из Белоруссии и с Украины, от массового вымирания.
В конце концов, советская власть, с образованием округа давшая толчок к развитию коми-пермяцкого самосознания, языка и культуры, перемолола зарождающуюся местную интеллигенцию в жерновах репрессий. Основоположники коми-пермяцкой литературы Михаил Лихачев, именем которого названа центральная улица Кудымкара, на которой, в том числе, расположена городская администрация, и Андрей Зубов, известный также под коми-пермяцким псевдонимом Питю Ӧньӧ, на поверку оказывающемся переводом на родной язык его имени и отчества – Андрей Никифорович, были расстреляны по обвинению в участии в контрреволюционной деятельности.
Фантомные боли как эхо сталинского террора продолжают мучить коми-пермяков и поныне. Жители округа часто стесняются своего происхождения, не видят перспектив для обучения детей языку предков, а коми-пермяцкий усиленно русифицируется. Однажды, забираясь для закрепления баннера на крышу кинотеатра «Комсомолец», фасад которого был превращен екатеринбургской художницей Натальей Пастуховой в «Заповедник», я разговорился с директором, который вызвался подержать лестницу. Обнаружилось, что его старушка-мать ткет половики с коми-пермяцкими узорами. На мое восторженное восклицание директор раздражительно бросил:
- Да кому они нужны-то? Только время зря теряет!
- И что этим коми-пермякам на месте не сидится, - поддержала его подошедшая заместительница-белоруска. – Мне так было неприятно с ними учиться: балакают на своем невнятном языке, ни черта не поймешь! Хорошо, что хоть сейчас все по-русски вокруг общаются!
- Вот-вот, - кивнул ее начальник.Недавно кинотеатр – с нарисованными от руки афишами, билетами по 30 рублей и давно показанными в других местах картинами, главным образом, фильмами ужасов (или мне просто так везло?) - за нерентабельностью закрыли. Новый владелец обещает сделать в «Комсомольце» современный кинозал, но былого очарования уже не вернешь.
Сейчас, чтобы попасть в полноценную коми-пермяцкую среду, нужно уехать из Кудымкара, где услышать язык можно, разве что, на автовокзале, возле студенческих общежитий и – по особым случаям как, например, визит послов финно-угорских стран в 2013 году – на импровизированных уроках в школах.
В столице округа остались лишь немногие из энтузиастов. Это Людмила Ратегова, переводчица и издатель, переложившая на коми-пермяцкий сайт «Культурной перезагрузки» и выпущенную в рамках программы книгу «Мой Кудымкар», русский вариант которой теперь используется на занятиях по краеведению. Это Анатолий Коньшин, ученый и основатель филиала Удмуртского государственного университета, неправомерно уволенный с должности новым руководителем Борисом Соколовым, бывшим главой городской администрации, с которым учебное заведение оказалось на грани закрытия. Это Вера Мехоношина, журналистка, а теперь радетельница этнической культуры, выпустившая, в том числе, сборник уроков коми-пермяцкого для родителей и малышей «Кага да мам» («Дитя и мама»).
Когда мы организовывали летнюю языковую школу в Кудымкаре, мы вывезли ее участников за два с лишним часа на север от города – в загадочный и суровый мир коми-пермяков в Кочевском районе. Здесь, в деревне Пармайлово, живет знаменитый мастер Егор Утробин, не просто вырезающий, а находящий сначала в стволе дерева героев коми-пермяцкого эпоса и русских сказаний, но - более всего – чудов, легендарных и непокорных предков коми-пермяков, по преданию не пожелавших сдаться на милость завоевателям, ушедших под землю вместе со своими многочисленными сокровищами и в этой интерпретации идентичных известной по легендам других народов «чуди белоглазой», или же – в альтернативном варианте - злых духов, обитающих в темных местах, заброшенных домах, лесах, воде и – далее - везде.
Оба представления о чудах встречаются на городище Курöгкар близ села Большая Коча, могильнике ломоватовской культуры: перед подъемом на гору под камнем мы оставили подношения чуди, чтобы нам не чинили препятствий при возвращении назад. На Курöгкар нас водил историк, школьный учитель и модератор группы ВКонтакте на коми-пермяцком языке Василий Гагарин, по крупицам собирающий коллекцию уникального музея этнографии и фольклора в Большой Коче, которая благодаря ему и его воспитанникам становится настоящим центром обрядовой культуры.
Сам Василий Гагарин остался в селе по счастливой случайности: по непроходимой дороге он так и доехал до Перми, где собирался сдавать вступительный экзамен, и – где родился, там и пригодился. Участники языковой школы с упоением слушали его рассказы о возрождаемых в селе древних и нередко страшных обрядах – быкобое, включающем жертвоприношение быка и окропление его кровью глаз и лба и показанном во всей красе в одноименном фильме уроженца села Кочева Анатолия Балуева, и дне смены травы («турун вежан лун»), празднике перехода из лета в осень на Ильин день, а потом – под пение местного ансамбля «Мича асыв» («Ясное утро») - с упоением играли в коми-пермяцкие игры.
Однако квинтэссенция противоречивой, полной приобретений и лишений, истории коми-пермяков, - их поминальные обряды, в которых причудливым образом переплелись традиции язычества и православия с современностью. В одном из священных мест, на кладбище в деревне Борино, где также проводится поминовения предков важ-важжез, то есть «старые-престарые» или «старше древних», Василий Гагарин, обходя вокруг вековую ель, повторял молитву коми-пермяков за весь мир – от легендарных основателей рода и их жен и христианских прародителей до затонувшего парома:
- Помяни, Господи, всех святых, всех божей, всех крестей, всех родителей. Помяни, Господи, Ева и Адам, Чадза и Бадза, Мока и Боря, Улита и Полита. Помяни, Господи, старые родители. Открывайте царские двери, отпустите наши родители: Иван-Креститель, Иван-Спаситель, Иван-ключник, Иван-батӧрник. Помяни, Господи, первый паром Лобанов, отпусти наших утопляющих. Помяни, Господи, всех святых, всех божей, всех крестей, всех родителей.
Справка:
Сергей Терешенков, жил и работал в 2011-2014 гг. в Перми, в частности, PR-директором программы «Кудымкар. Культурная перезагрузка» www.permikomi.com. Публиковался в журналах Russia Profile, «Русский репортер», на портале Snob.ru и т.д.
