Перемен!
Сразу скажу, я не подразумеваю измены супружеские или любовные, но пока что говорю очень общо, чтобы никого не обидеть. Легко ли изменять? Почему-то мне кажется, что прежде нужно ответить на вопрос, легко ли изменяться. Сможем ли мы, привычные к себе, примириться с тем, что в одночасье стали другими? Будем ли мы привычны окружающим? Сумеем ли, если понадобится, стать прежними? Эти вопросы мучают нас уже на этапе подготовки к изменениям, а когда дело доходит до самих изменений, то мы готовы скорее дать задний ход, нежели форсировать события.
Согласитесь, что нелегко вот так взять и поставить крест на своем прежнем имидже в пользу нового внешнего образа... Ты останавливаешься перед витриной модного магазина, с которой во всю глотку кричит и визжит какая-нибудь ярко-буро-зелено-малиновая сумочка, и понимаешь, что это гениальная вещь, гениальная в своей абсурдности, а точнее, в своей невозможности быть твоей. Не в том, конечно, смысле, что ты не можешь ее себе позволить в финансовом плане, а в том, что она категорически не рифмуется с твоим бело-серым гардеробом сдержанной бизнес-вумен, которая гонится за скромным шиком.
И ты проходишь мимо этой сумочки, как флагман мимо чужого берега, заселенного обезумевшими от одиночества дикарями, тяжелой обреченной поступью Христофора Колумба, которому уже плевать на все Америки, вместе взятые. Мимо проплывают экстравагантные плащи, мини-юбки, блузки с глубоким декольте – все это не про тебя и не для тебя, лучше остаться самой собой, чем рискованно выставлять напоказ свою красоту, предназначенную для очень узкого круга лиц.
Легко ли изменять? У моего парикмахера над зеркалом прикреплен смелый слоган: «Изменяй мужу, но не парикмахеру». Когда я невзначай поинтересовалась смыслом этого крылатого высказывания, он легко согласился расшифровать его: дескать, если ты изменяешь супругу, об этом могут узнать лишь твои подруги; когда же ты изменяешь парикмахеру, об этом узнают все. Поэтому мы и не изменяем: не потому, что тебя может задеть знание окружающих о твоей измене, но потому, что мы не можем поручиться за смысл изменений, произошедших с нами.
Как мне кажется, дело еще и вот в чем. Приученные к тяжеловесной истине, что любая измена суть предательство, мы кладем на алтарь постоянства собственные жизни. Нас учат: нельзя изменять супругу, Родине, государству, другу, самому себе, – все это карается, если не законом письменным, то законом моральным. Машинально в ряд «неизменных» вещей мы помещаем внешний вид, чувство вкуса, идеалы и идеологию, – ведь это внутреннее убранство души, над которым мы трудились долгие годы, – нельзя же просто так взять и отменить результаты столь кропотливой работы над собой.
Легко ли изменяться? Конечно, нет. Но если хочется, то начинать, вопреки всем соображениям, нужно не с самих себя, а с окружающего мира. И тогда этот окружающий мир будет диктовать правила нашего дальнейшего преображения.
