Культура
  1. Культура
 04 сентября 2017, 16:00  

Всегда ждешь чуда

Всегда ждешь чуда
Звезда мирового балета Наталья Осипова рассказала Business Class о том, почему зашивает ленты на пуантах, не любит выходных и что еще станцует на пермской сцене

Звезда лондонского Королевского балета и Американского театра балета, экс-прима Большого Наталья Осипова рассказала Business Class о том, почему зашивает ленты на пуантах, не любит выходных и что еще станцует на пермской сцене.

5 сентября вы танцуете «Жизель» на пермской сцене. Подготовка к спектаклю в пермском театре отличается от аналогичного процесса в европейских театрах?

– Нет, не отличается. Здесь все так же. Подготовка к спектаклю – это всегда художественный процесс, во время которого выстраиваешь свою роль, работаешь с педагогами, с партнером. Каждое партнерство – как появление на свет ребенка, оно уникально, заранее не знаешь, как получится. Отличие лишь в том, что у себя в театре можно долго готовиться – неделю, две, три. Здесь же приходится работать чуть быстрее. Я могу приехать на три дня на репетицию и потом непосредственно перед спектаклем за три дня. Хотя будь такая возможность, то по месяцу готовилась бы, но, к сожалению, не располагаю таким временем.

Как вы сработались с неординарным художественным руководителем пермского театра Теодором Курентзисом?

– В пермском театре со всеми прекрасно сработалась, потому что здесь замечательные открытые люди, которые занимаются искусством. Вижу, с каким сердцем и с какой отдачей они это делают. В этом мы очень похожи: я тоже живу искусством, танцем. Безусловно, приятно приезжать в место, где такая атмосфера. Не во всех театрах она встречается.

Вы танцевали «Жизель» на сценах Лондонского театра, Ла Скала, Большого. Чем интересна для вас нынешняя сценическая версия?

– «Жизель» я танцую давно, с 20 лет. В классическом балетном репертуаре, наверное, это самый любимый мой балет. Выступала с ним на лучших площадках. Это один из самых серьезных и глубоких спектаклей. В Перми в этом балете у меня новый партнер – Никита Четвериков. Очень надеюсь, что у нас с ним на сцене состоится какая-то глубокая, настоящая, неординарная история.

Всегда ждешь чуда

В декабре прошлого года Вы уже танцевали с Никитой Четвериковым в балете «Ромео и Джульетта». Насколько сложился ваш дуэт?

– Это было очень хорошее партнерство. В балете «Ромео и Джульетта» мы смогли сделать настоящий дуэт: Никита открылся мне сердцем. Не с каждым партнером удается выстроить такие отношения. Неважно, что это моя интерпретация, важно, что он ее подхватывает. Потому что самое страшное в партнере – это пустые глаза. Иногда понимаешь, что занимаешься на сцене идиотизмом: между тобой и партнером не возникает «химии». Как ни крути, как не разговаривай.

Зрители это чувствуют?

– Конечно. Особенно в балете про любовь очень важен дуэт. Ты можешь грандиозно танцевать, исполнить свои вариации, но если нет отношений мужчины и женщины на сцене, мне кажется, такой спектакль не имеет смысла. Особняком стоят спектакли, где партнерство не является важным. Например, балет «Анастасия» Кеннета Макмиллана – у героини нет как такового взаимодействия ни с одним из персонажей.

Майя Плисецкая говорила, что в балете музыка на первом месте, так как она вызывает чувства, а движения вторичны? А вы как считаете?

– Я согласна. Даже сюжет не так важен. Эмоции появляются в ответ на музыку. Она же задает движение телу. Поэтому, конечно, не очень приятно танцевать под плохую музыку. Такое тоже бывает.

Всегда ждешь чуда

В одном из интервью вы говорили, что «Дон Кихот» – это «хождение по мукам», у вас на него аллергия. Почему появляются роли, которые не хочется исполнять?

– «Дон Кихот» – прекрасный и любимый спектакль. Эта роль принесла мне известность. С моим партнером Иваном Васильевым мы станцевали этот балет по всему миру. Спектакли имели оглушительный успех в Лондоне и не только. Эта роль дала мне прекрасный старт. Дело в другом. Из-за частого исполнения тебя начинают ассоциировать только с Китри, с этим амплуа, и не видят большего. У меня многие роли были очень темпераментные, харизматичные. В таких балетах, как «Дон Кихот», «Лауренсия», «Пламя Парижа», «Корсар» танцуешь так, что земля под ногами горит. Но с какого-то момента мне показалось, что я повзрослела, сделала в этом амплуа все самое прекрасное и занялась другими ролями.

Теперь живу в Англии, танцую совсем иной репертуар, не виртуозный, а более драматический. Это другая половина жизни. Иногда, конечно, могу вернуться к прежним ролям просто для своего удовольствия.

Ваш темперамент в жизни совпадает со сценическим?

На сцене у меня градус эмоций сумасшедший: если это драма – то плачут все вокруг и страдают вместе со мной, если комедия, то и в нее ухожу с головой. Нет состояний «между», всегда на полную катушку. В жизни я не такая интересная: очень простая, скромная, и много мне не надо. Но выражение крайних состояний находит и там место. Из-за этого со мной, мне кажется, тяжело общаться. В любви, например, в отношениях с мужчиной мне важно, чтобы все было предельно честно: либо мы отдаем друг другу сердце навсегда, либо не стоит и быть вместе. Также и в дружбе. Если человек мой друг, то должен быть другом в полной мере. Если он предал, то не могу с ним больше общаться. Мне от людей нужно то, что сама хочу им дать. Поэтому я достаточно одинокий человек. У меня не очень много друзей, но они все настоящие. Конечно, хочется создать семью, но, наверное, из-за своих завышенных требований мне это очень сложно сделать. Это предвкушение, ожидание гармонии в обмене энергиями проецируется и на семью, партнеров по сцене, коллектив. Всегда ждешь постоянного чуда, и когда оно не происходит, больно. Но это черта моего характера – она и плохая, и хорошая.

Ваши движения на сцене отличаются невероятно широкой амплитудой. Возникают сложности, когда танцуете на достаточно миниатюрной пермской сцене?

– Если ты умеешь танцевать, знаешь, как правильно двигаться, чтобы это хорошо выглядело, то можно освоиться на сцене любого размера. Не всегда нужно двигаться вперед, можно и вверх. Для меня иногда даже приятнее выступать на таких интимных площадках. Например, «Жизель». Очень органично, когда герои в этом балете оказывается вдвоем в маленьком пространстве. Это лучше, чем сцена размером с аэродром. Знаю, о чем говорю. После очень долгого перерыва я вернулась в Большой театр, на историческую сцену, где танцевала «Жизель». Вышла – и первое, что меня захватило, – большое пространство, это был целый стадион. Какая «Жизель»! В декорациях от одного дома до другого – по ощущениям целый километр! Первый акт, в котором происходит встреча главных героев, я просто пыталась прийти в себя. Из-за шока от пространства эта часть не получилась совсем. Как мне здесь создать атмосферу интимности на такой огромной площади? А это – завязка спектакля. Если не создать нужную атмосферу, то нет смысла и продолжать. Спас ситуацию партнер, я увидела его глаза и поняла, что все – фокусируюсь на них.

Всегда ждешь чуда

Вы являетесь примой-балериной Лондонского Королевского балета, какой ваш любимый спектакль на этой площадке?

– Они все любимые, потому что все выстраданные. Там прекрасный репертуар, который меня чрезвычайно увлекает. Каждая роль подразумевает огромную актерскую работу. За один сезон у меня появилось шесть новых прекрасных ролей. Если пришлось бы выбирать, то это, наверное, были бы спектакли Кеннета Макмиллана «Майерлинг», «Ромео и Джульетта», «Манон», «Анастасия».

Видеозаписи с фантастическими, виртуозными фуэте в вашем исполнении «гуляют» по интернету. По технике вы напоминаете балерину из музыкальной шкатулки. Отточенность где-то на грани человеческих возможностей. Как это удается?

– Это достигается огромной работоспособностью. Идешь в зал и повторяешь движение по несколько часов. Все технические возможности достигаются только путем репетиций, огромным количеством повторений. Раньше я очень любила технические задачи – и выполнять, и придумывать. Вот и вертелась, и прыгала, и на голове практически стояла; тройные, двойные фуэте и прочее. Во-первых, мне казалось, что это очень важный элемент танца и нужно постоянно поднимать технический уровень, чтобы артисты постоянно делали все более сложные элементы. Кроме того, техника «тянулась» за переживаемыми эмоциями. С теми ощущениями, которые я переживала на сцене, и тем темпераментом мне требовалось не прыгать, а просто лететь и немыслимое что-то делать. Многие даже говорили, что это цирк. Особенно на ранних этапах. Но я так не считала. Цирк – это когда люди выходят и делают 10-15 пируэтов, невероятные прыжки, но их движение не вызвано чувствами. Тогда да, это цирк или упражнения под музыку. Они, может, и вызовут уважение у людей, которые разбираются в технике, но не у меня. Пусть человек делает меньше, не совсем чисто и не так идеально это выглядит, но он делает от сердца, с чувством, и видна харизма, то это в миллион раз лучше. Опять же сейчас техническими изысками я не очень увлекаюсь. Теперь мне важнее не «сколько» и «как», а «о чем». Меня расстраивает, что танец в какой-то степени уходит в технику. У молодых девочек и мальчиков из училища все построено на том, чтобы сделать идеально, красиво, но они не знают – зачем. Со мной об этом тоже никто не говорил, я сначала стремилась только навертеть пируэтов и ногу поднять повыше. Возможно, чувствам не научишь, но педагоги должны хотя бы пытаться внушать важность этого.

Вам приходится заставлять себя работать? Когда у вас появляется свободное время, как его проводите?

– Сама себе иногда удивляюсь, какой я немыслимо волевой человек. С детства у меня нет порогов и барьеров в работоспособности. Желание отдохнуть возникает только тогда, когда я уже на грани, во мне нет никаких эмоций. Когда работаю над спектаклем, то не отдыхаю и не хочу этого. Для меня с 12 утра до 11 вечера быть в театре – это нормально. В периоды интенсивной работы погружаюсь в спектакль на миллион процентов и не люблю даже выходных. Если они есть, то скорее это возможность побыть одной, настроиться на роль, но не отдыхать. Отпуск у меня летом. Провожу его как все люди – с друзьями, родными. Езжу куда-нибудь, читаю, хожу по музеям. После отпуска погружаться вновь в работу тяжелее всего. Ты не в движении, тело не в форме. Заново включить в себе «мотор» тяжело.

Всегда ждешь чуда

Такая воля и продуктивность в работе – это элемент одаренности?

– Я просто знаю, что это мой путь. Формальное посещение репетиций обесценивает дело моей жизни. Тогда все становится второсортным. Если бы не было этой «жажды работы», то я не смогла бы ничего добиться в балете. У меня не самые потрясающие данные, и очень много нужно было трудиться, преодолевать себя, искать свой путь, делать балеты интересными и неординарными. Во всех моих персонажах есть я. Это тяжелая работа, когда ты несколько часов находишься в балетном зале, напряженно думаешь и на пределе чувствуешь. В результате появляются пластические движения, которые отвечают твоему нутру.

На минувшей неделе в Чайковском начался чемпионат мира по летнему биатлону. На открытии выступала балетная труппа пермского театра. Сцена во время выступления загорелась, но артисты продолжили танец и, несмотря на происходящее, завершили выступление. Случались ли у вас ситуации, когда выступление проходило в нестандартных условиях?

– Бывают травмы. Как-то в Ковент-Гардене я упала в середине спектакля, сильно ударилась, едва могла встать с пола. Завершить акт все же вышла, но как только он закончился, упала. Потом долго не могла ходить, была на больничном. Надо дотанцовывать в таких ситуациях, бросать нельзя. Ну, если только ты умрешь, тогда все – закроют занавес.

Бывало, что костюм расстегивался, ленточки на пуантах развязывались. Это было на премьере. Лента оторвалась и начала болтаться. Как раз во время сложнейших элементов. Я только думаю: «Господи, только бы не наступить на нее, иначе разобьюсь». Два раза за кулисами завязывала эту ленту, но она все равно развязывалась. Это был какой-то ужас. Мама рассказывала, что люди в зале начали ставить ставки: наступлю или нет. Директор тогда даже не смог оценить мой дебют. После спектакля он сказал: «Наташа, ваша ленточка перекрыла все». Теперь перед выходом на сцену сначала ленточки завязываю, а потом еще зашиваю.

Был случай во время исполнения «Жизели», я не вышла вовремя на сцену из-за того, что дверь не открывалась. Очень долго дергала, а она отворялась в другую сторону. Пока сообразила, пропустила свою музыку.

– Что входит в ваши творческие планы на ближайшие 3-5 лет? Какие проекты запланированы с пермским театром?

– С пермским театром пока обсуждаем возможность станцевать «Щелкунчик» в декабре. Если говорить о зарубежных постановках, то у меня в этом году очень серьезный и интересный сезон в Королевском балете. Кроме того, есть четыре своих больших проекта, совмещающих драму и танец. Они будут реализованы в течение двух лет. Два из них хотелось бы привезти и в Россию. Первый по сказке Андерсена «История одной матери». Это совершенно душераздирающая история, где я исполняю роль главной героини, а мой партнер – всех остальных персонажей.

Вторая постановка называется Two feet. Тоже театральная, по биографии балерины c очень сложной судьбой Ольги Спесивцевой, которая предпочла свой мир реальности. Ее жизнь закончилась в психиатрической клинике. На первом месте здесь будет ее история, а в промежутках – мой рассказ о жизни балерины: о тяжелых занятиях, диетах и прочем. В этом спектакле мало танца, но много пластики и разговора на английском языке.

Также не оставляю мечту о «Золушке», поставленной под меня. Вероятно, в следующем году этот проект будет реализован. Сейчас мне максимально интересны свои частные проекты, хотя не бросаю танец в театре. Я поняла, что танец многограннее и сложнее, и когда у тебя есть талант, надо его вкладывать и использовать на 100 процентов.

Фото: предоставлено Пермским театром оперы и балета/ Марина Дмитриева, Rick Guest, Антон Завьялов

Все новости компаний