Продукт: «Одержимость» Режиссер: Дамьен Шазель Первокурсник нью-йоркской консерватории Эндрю жаждет стать великим барабанщиком. Первооткрывателем его таланта становится руководитель местного джазового оркестра, который замечает в парнишке некий музыкальный драйв и позволяет ему занять почетное место в оркестре. Но с течением времени дирижер начинает требовать от своего подчиненного невозможного, и речь не только о творческой дисциплине, но и о необходимости выйти за пределы общепринятого представления о таланте, отринуть желание жить нормальной жизнью и стать гением. Медленно, но верно Эндрю скатывается в паранойю и изнеможение, теперь дирижер становится его злейшим противником – не на пути к славе, а «всего лишь» на пути к психологическому выживанию. «Одержимость» держится на трех китах. Первый – это актерский состав, в частности Майлз Теллер (Эндрю) и Дж. К. Симмонс (дирижер Флетчер). Эти двое придают каждому кадру мощнейший толчок и устремление к сердцу зрителя, а когда они сходятся лоб в лоб, то втянутыми в конфликт оказывается все окружающее – время, пространство и другие герои. Симмонс в своей демонической роли настолько хорош и неотвратимо настырен, что фильм, кажется, не закончится, пока он не добьется своего. Теллер, который изначально выступает «второй скрипкой», лишь в самом конце находит в себе силы противостоять напору наставника – для этого ему предстоит стать таким же, как он. Второе, чем «Одержимость» вызывает симпатию, – это сценарий. Градус непредсказуемости в ленте доведен до такого предела, что уже вскоре после начала зритель понимает, что от фильма можно ожидать чего угодно, кроме привычных сюжетных штампов. Такая непредсказуемость делает дирижера чрезвычайно опасным врагом для главного героя, а финал – практически непрогнозируемым. Да и вообще, развязка (она наверняка удовлетворит далеко не всех), изобретенная режиссером Шазелем, является почти компромиссом между десятками возможных вариаций, начиная от суицида протагониста и заканчивая физической расправой с дирижером. Наконец, еще одно достижение создателей картины – это музыка, а точнее джаз. Его здесь много, и он задает фильму динамичный и вызывающий ритм, который не прерывается почти ни на минуту, и все дальше уносит зрителя от комфортной границы с классической драмой, где есть правые и виноватые, черное и белое, начало и конец. В данном случае все смешивается воедино, мелодии наслаиваются друг на друга, и лишь сердцебиение барабанной дроби прорывается сквозь визжащий гул – а потом обрушивается, стихает и стынет эхом где-то в подкорке. Что это было? Кино про музыку, которая у каждого в голове, и про одержимость, но не этой музыкой, а желанием быть тем, кем ты не сможешь стать. Вердикт «bc»: шедевр
Продукт: «Политшансон» Автор: Всеволод Емелин «Политшансон» Емелина – это, как подсказывает обложка, гражданская лирика, но едва ли данное словосочетание объясняет хотя бы часть того, чем занимается Емелин. На первый взгляд, перед нами отклик язвительного либерала на события в стране, решения власть предержащих и прочие информационные поводы. Кажется, что Емелин – классический «гражданин поэт», который почитает молчание как уступку своим политическим противникам, а потому молчать не намерен. Он пишет о митингах, о преследовании творческой интеллигенции, о Навальном и Березовском, короче, о повестке дня – сегодняшнего и завтрашнего. Однако, углубляясь в емелинские тексты, приходишь к выводу, что автор слишком вольно обращается с полученным материалом и героями новостных сводок. У Емелина все до единого – идиоты. В том числе он сам. Фирменная «двойная самоотрицающая ирония» (Емелин высказывается ернически и неполиткорректно, но делает это в ироническом ключе) – это поэтическая ядерная бомба. Более издевательского тона на нынешнем поэтическом Олимпе, пожалуй, не сыскать. А все потому, решат некоторые, что Емелин сам не до конца определился, на чьей он стороне – красных или белых, справедливости или порока, вот откуда эти его метания и попытки облить грязью окружающих. На самом же деле у Емелина вполне ощутимая и понятная позиция – наплевательская. Он знает и понимает, что все Болотные и Манежные вместе взятые, все спрессованные воедино Навальные и приморские партизаны, все разгромленные фруктово-овощные палатки в Бирюлево, – все это не выдержит испытания поэзией и лишь сквозь призму «политического шансона» просияет истинным (в смысле ложным) светом. Особое наслаждение получаешь от емелинского юмора, за который, очевидно, он не раз поплатился в боях на фэйсбук-арене. Постепенно проникаешься завистью к способности человека глядеть на окружающее с таким блестящим безразличием и в то же время жизнерадостностью. Пожалуй, во время апокалипсиса, когда Землю постигнет скоротечная ядерная кончина или очередной неучтенный астрономами разрушительный метеорит, Емелин и тогда не откажет себе в удовольствии быть остроумным и свежим, и эпитеты обязательно выберет столь непредсказуемые, что даже сделается неловко за свою панику и упадничество. Единственный недостаток творчества Емелина – короткий срок службы. Буквально по прошествии нескольких месяцев книга мастера становится чуть ли не археологическим реликтом. Не все читатели вспомнят историю Юлии Кузьминой из Пскова, а также Березюка, Хубаева и прочих персонажей, но парадоксальный факт – важнее в «Политшансоне» эпоха, нежели люди, которые ее населяют. Слепок времени, сделанный Емелиным, чрезвычайно фактурен и узнаваем. Оттого, что ты живешь в этом времени, испытываешь яростную и мстительную радость. Вердикт «bc»: все по делу
